Неточные совпадения
В светлом, о двух окнах, кабинете было по-домашнему уютно, стоял запах хорошего табака;
на подоконниках —
горшки неестественно окрашенных бегоний, между окнами висел в золоченой раме желто-зеленый пейзаж, из тех, которые прозваны «яичницей с луком»: сосны
на песчаном обрыве над мутно-зеленой рекою. Ротмистр Попов
сидел в углу за столом, поставленным наискось от окна, курил папиросу, вставленную в пенковый мундштук,
на мундштуке — палец лайковой перчатки.
Окно открылось,
на подоконнике, между цветочных
горшков,
сидел зеленоглазый кот, — он напомнил Климу Томилина.
Начались шквалы: шквалы — это когда вы
сидите на даче, ничего не подозревая, с открытыми окнами, вдруг
на балкон ваш налетает вихрь, врывается с пылью в окна, бьет стекла, валит
горшки с цветами, хлопает ставнями, когда бросаются, по обыкновению поздно, затворять окна, убирать цветы, а между тем дождь успел хлынуть
на мебель,
на паркет.
— За пакостные дела — больше не за что. За хорошие дела не вызовут, потому незачем. Вот, например, я:
сижу смирно, свое дело делаю — зачем меня вызывать! Курица мне в суп понадобилась, молока
горшок, яйца — я за все деньги плачу. Об чем со мной разговаривать! чего
на меня смотреть! Лицо у меня чистое, без отметин — ничего
на нем не прочтешь. А у тебя
на лице узоры написаны.
Струнников не торопясь возвращается домой и для возбуждения аппетита заглядывает в встречающиеся по пути хозяйственные постройки. Зайдет
на погреб — там девчонки под навесом
сидят,
горшки со сметаной между коленами держат, чухонское масло мутовками бьют.
Все было видно, и даже можно было заметить, как вихрем пронесся мимо их,
сидя в
горшке, колдун; как звезды, собравшись в кучу, играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как плясавший при месяце черт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего верхом; как летела возвращавшаяся назад метла,
на которой, видно, только что съездила куда нужно ведьма… много еще дряни встречали они.
Торговки, эти уцелевшие оглодки жизни, засаленные, грязные,
сидели на своих
горшках, согревая телом горячее кушанье, чтобы оно не простыло, и неистово вопили...
Бабушка,
сидя под окном, быстро плела кружева, весело щелкали коклюшки, золотым ежом блестела
на вешнем солнце подушка, густо усеянная медными булавками. И сама бабушка, точно из меди лита, — неизменна! А дед еще более ссохся, сморщился, его рыжие волосы посерели, спокойная важность движений сменилась горячей суетливостью, зеленые глаза смотрят подозрительно. Посмеиваясь, бабушка рассказала мне о разделе имущества между ею и дедом: он отдал ей все
горшки, плошки, всю посуду и сказал...
Все это слабо освещалось одною стеариновою свечкою, стоявшею перед литографическим камнем, за которым
на корточках
сидел Персиянцев. При этом слабом освещении, совершенно исчезавшем
на темных стенах погреба и только с грехом пополам озарявшем камень и работника, молодой энтузиаст как нельзя более напоминал собою швабского поэта, обращенного хитростью Ураки в мопса и обязанного кипятить
горшок у ведьмы до тех пор, пока его не размопсит совершенно непорочная девица.
В дни голодовок, — а ему приходилось испытывать их неоднократно, — он приходил сюда
на базар и
на жалкие, с трудом добытые гроши покупал себе хлеба и жареной колбасы. Это бывало чаще всего зимою. Торговка, укутанная во множество одежд, обыкновенно
сидела для теплоты
на горшке с угольями, а перед нею
на железном противне шипела и трещала толстая домашняя колбаса, нарезанная кусками по четверть аршина длиною, обильно сдобренная чесноком. Кусок колбасы обыкновенно стоил десять копеек, хлеб — две копейки.
Ефим принес
горшок молока, взял со стола чашку, сполоснул водой и, налив в нее молоко, подвинул к Софье, внимательно слушая рассказ матери. Он двигался и делал все бесшумно, осторожно. Когда мать кончила свой краткий рассказ — все молчали с минуту, не глядя друг
на друга. Игнат,
сидя за столом, рисовал ногтем
на досках какой-то узор, Ефим стоял сзади Рыбина, облокотясь
на его плечо, Яков, прислонясь к стволу дерева, сложил
на груди руки и опустил голову. Софья исподлобья оглядывала мужиков…
А другой раз я сам устерёг одного сударя, с
горшком тепла за амбаром поймал:
сидит на корточках и раздувает тихонько огонёк.
Положив красивые руки
на колени, старец
сидел прямо и неподвижно, а сзади него и по бокам стояли цветы в
горшках: пёстрая герань, пышные шары гортензии, розы и ещё много ярких цветов и сочной зелени; тёмный, он казался иконой в богатом киоте, цветы горели вокруг него, как самоцветные камни, а русокудрый и румяный келейник, напоминая ангела, усиливал впечатление святости.
«
Сидя на берегу речки у самого мельничного омута, — рассказывала Измарагда, — колдунья в воду пустые
горшки грузила; оттого сряду пять недель дожди лили неуёмные, сиверки дули холодные и в тот год весь хлеб пропал — не воротили
на семена…» А еще однажды при Тане же приходила в келарню из обители Рассохиных вечно растрепанная, вечно дрожащая, с камилавкой
на боку, мать Меропея…
В перилах, кроме главного входа, находились еще двои сторонние ворота и
на них
горшки с цветами и с померанцевыми деревьями, а подле них простые ледяные деревья, имеющие листья и ветви ледяные ж,
на которых
сидели птицы, что все изрядным мастерством сделано было.